Иллюзия неуязвимости. Кто становится жертвами сексуальных преступлений, и почему их осуждает общество

Иллюзия неуязвимости. Кто становится жертвами сексуальных преступлений, и почему их осуждает общество? – статьи на сайте информационного агентства «Свободные новости». Мы ежедневно рассказываем о самых актуальных и достоверных новостях Саратова и России

Иллюзия неуязвимости. Кто становится жертвами сексуальных преступлений, и почему их осуждает общество?

В 18% случаев сексуальное насилие совершается в доме жертвы, в 16% — на улице, в 4% случаев — в официальном учреждении, в том числе в школе, институте, больнице и других. Одна из каждых четырех девушек и один из каждых десяти юношей становятся жертвами сексуальных преступлений, не достигнув 18 лет.

По информации Кризисного центра «Анна» 40 % преступников приходятся жертвам близкими родственниками (отец, дед, брат, отчим), 50 % преступников — соседями или друзьями семьи родственников или потерпевших; 10 % преступников — знакомыми или случайными лицами для жертв.

По данным МВД РФ, в прошлом году в России было совершено 3177 изнасилований и покушений на изнасилование, 3000 из них были раскрыты. Однако в большинстве случаев жертвы не обращаются за помощью, боясь обвинений со стороны близких и общества.

Кто совершает сексуальное насилие, почему люди нередко осуждают жертву и пытаются найти оправдания преступникам, а также как самому не оказаться в роли насильника, объясняет психолог Ирина Куприянова.

Почему люди совершают сексуальные преступления?

Объяснение сексуального насилия осложняется многочисленными формами, которые оно принимает, и контекстами, в которых оно происходит. Возможно, звучит странно, но сексуальное насилие — это не про секс, это про власть, властные отношения. Обычно называют четыре теории сексуального насилия: психиатрическую, феминистскую, эволюционную и социального научения. Различаются они идеологической оберткой. По сути, сексуальное насилие всегда связано с властью и контролем.

Чаще всего насильники — это мужчины, имеющие регулярную половую жизнь, женатые и внешне благополучные. Они совершают насилие не потому, что испытывают неконтролируемое сексуальное желание или у них недостаточно сексуальных возможностей. Они делают это, потому что чувствуют право на чужие тела и игнорируют право других людей на несогласие.

Для таких людей характерны определенные психологические травмы, полученные в детстве (скандалы в семье, насилие и унижение со стороны родителей, одноклассников). Есть большая вероятность того, что в дальнейшем они будут стремиться подавлять всех слабее себя, чтобы компенсировать собственную неуверенность и страх. Причём перекладывая с себя вину и ответственность на внешние обстоятельства.

Если женщина сопротивляется сексу, это может восприниматься мужчинами как угроза их мужественности, вызывающая кризис мужской идентичности и требующая сексуального контроля и насилия, которые рассматриваются как способ разрешения этого кризиса.

Кто совершает сексуальные преступления, и все ли насильники — маньяки?

Нет двух одинаковых сексуальных преступников, они составляют крайне разнородную популяцию. Исследования выделяют такие типы насильников:

Существует стереотип, что чуть ли не все мужчины хотят совершить сексуальное насилие, потому что биологически к этому предрасположены. Это не так. Поиск причин изнасилования в биологии контрпродуктивен. Это больше связано с мужской гендерной социализацией. С тем, как наше общество формирует гендер и мужественность. То есть реальная проблема — это поведение и культура.

Большинство сексуальных посягательств совершаются кем-то, кого потерпевший знает, что часто сбивает с толку, подрывает доверие к отношениям, да и к миру. Приятные и очаровательные люди тоже совершают насилие.

Ещё одно распространённое заблуждение, что женщины могут подвергнуться сексуальному насилию только со стороны мужчин. Фактически женщины могут подвергаться сексуальному насилию со стороны людей любой гендерной идентичности, включая других женщин. То, что сами женщины не совершают сексуальные преступления, тоже прочно укоренившийся социальный стереотип.

Люди всех гендерных идентичностей могут быть как потерпевшими, так и насильниками.

Маньяка отличает от «просто» насильника серия совершенных аналогичных преступлений. В процессе изнасилований и насильственных действий сексуального характера они проявляют особую жестокость по отношению к своим жертвам, глумятся над ними до, во время преступления и даже после убийства потерпевших. Это уже поле психиатрии, и, конечно, далеко не все насильники — маньяки.

Кто становится жертвами преступления?

В первую очередь, конечно, женщины. Далеко не только молодые и привлекательные, которые флиртуют и носят «откровенную» одежду, бывают изнасилованы.

Подвергаются насилию люди всех возрастов и внешности, всех классов, культур, способностей, полов, сексуальности, рас и религий. «Привлекательность» жертвы чаще всего не является определяющим фактором для насильника.

Жертвами сексуального насилия становятся мужчины и дети, а также люди, которые определяют себя другими терминами, например, транссексуалы. Нет никакого оправдания сексуальному насилию, и это никогда не вина жертвы.

Люди могут подвергаться преследованиям по признаку сексуальной ориентации или гендерного поведения. Такие нападения, которые часто называют «корректирующими изнасилованиями», могут происходить как бы для того, чтобы приспособить человека к гетеросексуальной ориентации или к более приемлемым представлениям о поведении для предполагаемого пола жертвы.

Мужчины также подвергаются сексуальному насилию. Могу сказать совершенно определённо, что последствия сексуального насилия для мужчин и мальчиков не менее разрушительны, чем для женщин и девочек, и им необходима специальная поддержка и реабилитация.

Из-за того, что мужчина социализирован и должен вести себя в нашем обществе определённым образом, он, пережив сексуальное насилие, может чувствовать себя не «настоящим» мужчиной.

Ему может быть трудно сказать кому-либо, что он подвергся сексуальному насилию, особенно если преступником была женщина. Гомофобия также заставляет мужчин, которые пережили изнасилование мужчиной, бояться рассказывать свои истории (сам потерпевший или окружающие могут чувствовать, что «настоящий» мужчина смог бы защитить себя).

Виновата ли жертва в изнасиловании? Можно ли считать внешний вид, состояние опьянения или темный переулок провоцирующими факторами?

Внешний вид женщины, когда её изнасиловали, совершенно не имеет значения и не может рассматриваться как провокация. Люди могут подвергаться сексуальному насилию независимо от того, что на них надето или как они себя ведут. Это не делает их ответственными за нападение.

Это заблуждение снова показывает степень допустимости сексуального насилия в нашем обществе. Никто не заслуживает того, чтобы на него нападали, не просит и не хочет, чтобы на него напали. Никакой внешний вид и никакое поведение не являются оправданием преступника или смягчающим обстоятельством преступления.

Только около 10% изнасилований совершаются незнакомыми, подавляющее большинство изнасилований совершают люди так или иначе знакомые с жертвой, а зачастую и теми, кому потерпевшие ранее доверяли или даже любили.

Люди бывают изнасилованы в своих домах, на своих рабочих местах и в других местах, где они раньше чувствовали себя в полной безопасности. Насильниками могут быть друзья, коллеги, клиенты, соседи, члены семьи, партнеры или бывшие. Поэтому тёмный переулок — совсем не самое страшное и опасное место в этом плане.

Согласие на секс — это когда кто-то соглашается по своему желанию и обладает свободой и способностью сделать такой выбор. Если человек потерял сознание или плохо соображает из-за алкоголя или наркотиков, он не может дать своё осознанное согласие на секс. Вся ответственность лежит на насильнике.

Что переживает жертва?

Жертвы могут демонстрировать очень широкий спектр эмоциональных реакций: спокойствие, истерика, смех, гнев, апатия, шок. Каждая по-своему справляется с травмой. Последствия сексуального насилия крайне разрушительны для психики, как бы ни проявлялось это внешне.

Жертва получает глубокие психические, моральные, часто и физические травмы. Гнев, беспокойство, страх, растерянность, чувство вины, стыд, депрессия и даже мысли о самоубийстве — всё это обычные реакции человека, пережившего сексуальное насилие.

Часто они начинают злоупотреблять алкоголем, наркотиками для того, чтобы попытаться справиться с таким опытом и его последствиями.

Психическая травма зачастую гораздо хуже любой физической. Последствия могут выливаться в кошмары, приступы паники, волны неуверенности в себе, непреодолимое чувство недоверия. Жизнь изнасилованных женщин навсегда меняется, некоторые говорят, что они никогда не будут такими, как раньше.

Почему жертвы редко обращаются в полицию?

После сексуального насилия трудно понять, как реагировать на случившееся. Человек может быть физически ранен, эмоционально истощен и не знать, что же делать дальше. Возможно, жертвы и хотели бы обратиться в правоохранительные органы, но не знают, как это сделать или боятся. Некоторые не обращаются даже за медицинской помощью.

Причины не сообщать о сексуальном насилии могут быть следующими: боязнь полиции, повторного насилия, уверенность, что полиция не станет ничего делать. Жертвы боятся огласки, считают, что их слов недостаточно, если нет других доказательств, боятся обвинений в свой адрес (список можно продолжить).

Почему жертвы не рассказывают о произошедшем близким людям?

Жертве трудно говорить о пережитом, и иногда самым сложным может быть момент обсуждения этого с самыми близкими людьми. Жертвы беспокоятся за родителей, как они смогут это пережить, боятся отвержения партнёра, осуждения.

В некоторых семьях в принципе не принято говорить о чём-то, связанном с сексом. Если с близкими изначально не выстроены отношения доверия и взаимной поддержки, то может и мысли не возникнуть с ними делиться, чтобы не получить в ответ упреки, обвинения, очередную порцию негатива.

С психологической точки зрения, вспоминая и рассказывая о случившемся насилии, жертва может быть ретравмирована, то есть воспоминания ранят не меньше самого травмирующего события снова и снова. И эта вторичная травма часто усугубляет последствия травмы, которую они уже испытали.

Почему общество осуждает жертву и ищет объяснения поведению насильника?

Одна из причин, по которой общество осуждает жертву, это потребность дистанцироваться от неприятного происшествия и тем самым подтвердить свою иллюзию неуязвимости («если вести себя правильно, быть хорошим, то ничего плохого не произойдёт»). Люди успокаивают себя, думая: «я не такой, как она, потому что я этого не делаю, со мной этого никогда не случится». Но это, конечно, не так.

Другая причина — так называемая культура изнасилования, от которой не свободно российское общество. Это среда, в которой распространено изнасилование и в которой сексуальное насилие нормализуется и оправдывается в массовой культуре, в СМИ и других социальных институтах.

Идея о том, что изнасилование является преступлением против женщины и, в частности, преступлением против тела женщины, относительно новая. На протяжении большей части человеческой истории изнасилование рассматривалось как имущественное преступление против мужа или отца женщины, поскольку они фактически владели ею.

Женщин осуждают, потому что они долгое время считались социально менее ценными, чем мужчины. Они спутницы мужчин, вспомогательные, а не полноценные люди сами по себе.

Было бы наивно думать, что общество настолько трансформировалось, чтобы забыть это окончательно и бесповоротно. Потому общество делает виноватой в случившемся именно женщину.

Сейчас стало более социально неприемлемым озвучивать, что значимость женщины меньше, чем мужчины. Но неявный контекст остаётся, и ситуация меняется медленно. Культура изнасилования увековечена путем использования женоненавистнических высказываний, объективизации женских тел и гламуризации сексуального насилия, что и порождает общество, которое осуждает жертву, а не насильника.

Широкое неверие в изнасилование имеет сложную историю, но относительно простую причину: люди не верят женщинам.

Как помочь жертве?

Имеет смысл подумать о двух вещах: как можно поддержать жертву и как позаботиться о себе (избежать сотравматизации).

Восстановление после сексуального насилия — это процесс, который проходит очень по-разному и может занять недели, месяцы или даже годы.

Как минимум, чтобы помочь, нужно поддержать, не пугаться эмоций и чувств жертвы и своих собственных. Чувствовать и переживать — это нормально для человека. Бывает достаточно спокойно выслушать и пожалеть, проговорить тот момент, что жертва как была, так и остаётся хорошим человеком и случившееся не сделало её хуже, и она ни в чём не виновата, а вся вина и ответственность лежат на совершившем насилие, и только на нём. Это важно.

И в первую очередь нужно поверить потерпевшей, понимая, что раскрытие такого опыта требует большой силы и мужества. Нужно открытым текстом сказать: «я верю тебе». При этом нужно соблюдать конфиденциальность и никому не пересказывать услышанное без разрешения.

Многие пережившие насилие испытывают глубокое чувство бессилия, поэтому важно помочь почувствовать контроль над ситуацией. Вместо того, чтобы взять ответственность в свои руки, лучше спросить: «как я могу тебе помочь, что я могу сделать для тебя». Можно предложить сопровождать в медицинское учреждение или в полицию, если она захочет. Нужно поддерживать её решения, даже если они не нравятся или не кажутся рациональными (в рамках разумного, конечно).

Не нужно допрашивать и выспрашивать конкретные подробности о сексуальном насилии, не надо задавать вопросы типа «зачем ты туда пошла?» или «почему ты не кричала?». Не нужно сообщать, что она должна была сделать или «а вот я бы на твоём месте…».

Всесторонняя поддержка гораздо более полезна, чем гнев, разочарование или желание отомстить насильнику.

Крайне важно осознавать и свои ограничения: у каждого человека есть предел того, сколько он может дать. Если слишком тяжело, не хватает ресурсов, имеет смысл перенаправить пережившего насилие к специалисту, например, к психологу или в кризисный центр для женщин.

Как предотвратить сексуальные преступления?

Как это ни печально, совершенно любой человек может подвергнуться сексуальному насилию, и нет никаких надежных способов предотвратить сексуальные преступления. Вероятно, можно принимать определённые меры для повышения личной безопасности, исходя из здравого смысла, но сложно предложить некую инструкцию, следуя которой можно гарантированно обезопасить себя и своё окружение.

Если говорить более глобально, то, конечно, необходимо менять сложившийся гендерный порядок в обществе, продвигать социальные нормы, которые защищают от насилия.

Как не стать насильником?

В первую очередь, осознать, что принуждение к занятию сексом означает занятие сексом без добровольного согласия.

Полезно развивать эмпатию и проработать свои психологические проблемы и травмы, признать и взять на себя ответственность за свое сексуальное агрессивное поведение.

Практически все совершившие сексуальные преступления имеют психические травмы, и им необходимо найти способ отработать их, чтобы не использовать насильственный секс для восстановления чувства силы, могущественности и мужественности.

Все что необходимо знать о том, что происходит с трупами в морге и всегда ли тела попадают к санитарам после смерти человека. Как выглядит это заведение изнутри. Обязательно ли судебно-медицинское вскрытие. Как одевают и готовят тело к похоронам.

Как выглядит морг изнутри

Морг изнутри обычно видят исключительно санитары, патологоанатомы и похоронные агенты. Простых людей туда пускают крайне редко, чтобы не шокировать неподготовленную психику увиденным.

Тем, кому интересно, как выглядит морг, достаточно будет причитать его описание, предоставленное санитарами:

«Первое что встречает человека на пороге в морг – это запах гниения, смешанный с ароматами формалина, крови, кала и мочи. Обычно вдоль зала стоят пустые каталки, а тела покойников находятся в холодильнике в трупохранилище.»

Традиционно в здании морга находится отделение патологоанатомов. Там они устанавливают, от чего мог умереть человек и в какое время это произошло. В санитарной комнате работники морга отдыхают и обедают, у многих там расположен холодильник, электрочайник, микроволновка.

В отдельном помещении – секционной, патологоанатом делает вскрытия трупов. Там в его распоряжении специальный стол, со встроенным стоком для жидкостей, на нем он разделывает тела умерших.

Причины сексуального насилия в России, кто и почему насилует детей, женщин и мужчин, как распознать потенциального насильника и можно ли снизить уровень насилия в нашей стране.

Травма или ошибка в мышлении?

Различия в биохимии мозга не дают четкого представления, почему одни люди совершают сексуальное насилие, а другие — нет. Есть и иные объяснения. Теории личности связывают сексуальное насилие с травмой человека на раннем этапе развития: жестокое обращение в детстве может сформировать у ребенка искаженные представления об отношениях между людьми, в том числе в рамках сексуальных взаимодействий. Об этом же говорит и теория социального научения. Действительно, исследователи находят связь между расстройством привязанности в детском возрасте или плохими социальными навыками и сексуальным насилием.

Всемирная организация здравоохранения также считает, что мужчины, которые перенесли жестокое обращение в детстве или были свидетелями насилия в отношении своей матери, с большей вероятностью проявляют насилие во взрослом возрасте. Однако достаточно и просто среды, где много конфликтов, эмоционального отвержения и отсутствует уважение, замечает Маркова: «У тех, кто совершает сексуальное насилие, обычно в предыстории есть безнадзорность, холодные отношения с родителями, психологическое и физическое насилие. Иногда сексуальное, но необязательно». При этом вовсе не каждый, кто в детстве рос в неблагополучной среде, кого-то насилует.

Когнитивные теории изучают, как мыслят насильники: оправдываются, обосновывают и рационализируют свое поведение. Их мышление содержит «когнитивные искажения», или «ошибки мышления», поэтому они интерпретируют объятие ребенка как сексуальный интерес, верят, что жертва спровоцировала изнасилование, и отрицают свою ответственность, заявляя, что «просто не могли ничего с собой поделать».

Бывает, автор насилия действительно не понимает, что совершил насилие. «Мы часто слышим: „Ничего такого страшного не произошло. Это был просто секс“. Или: „Она этого хотела. Она сама меня спровоцировала“», — добавляет Маркова. — Искажения мышления позволяют им говорить, что если, например, не было проникновения, то ничего страшного не произошло: он трогал ребенка, просил ребенка трогать его, и он считает, что никаким образом не навредил ребенку». Избавление от когнитивных искажений — важная часть психотерапии насильников, однако подобные ошибки мышления не специфичны для сексуального насилия: они есть и у других преступников.

Для чего современные немцы развернули кампанию об «изнасилованных немках» и как немецкие фашисты насиловали и убивали женщин и детей на советских оккупированных территориях.

Нацистские бордели на оккупированных советских территориях

Илья Эренбург в своей февральской колонке 1943 года приводит пример Курска, который в тот момент только что освободила РККА:

Создание борделей на оккупированных территориях, как все у немцев, было четко организовано и работало как конвейер. Как только у немецких солдат и офицеров было несколько дней отдыха, везде, где они находились на постое, для них организовывались временные бордели, куда насильно сгонялись молоденькие девушки, иногда просто дети. В больших городах для них создавались постоянно действующие бордели.

В течение девяти лет берлинский ученый Зоммер Роберт исследовал документы, разбросанные по архивам и мемориальным комплексам различных стран, беседовал с жертвами сексуальной эксплуатации и очевидцами, дожившими до наших дней, на сновании которых написал книгу «Бордель в концентрационном лагере «(Зоммер Роберт. Бордель в концентрационном лагере» // Табу Второй Мировой войны). Ученый развенчал миф о том, что национал-социалисты боролись с проституцией. Скорее, режим стремился к тотальному контролю над весьма выгодным бизнесом. Целая сеть борделей, покрывавшая в те годы половину Европы и оккупированные территории СССР, которые контролировалась властями нацистской Германии, приносили нацистам огромный доход.

• «В армии Третьего Рейха существовала целая система сексуального обслуживания, — пишет российский журналист Андрей Васильченко в своем исследовании «Проституция в Третьем Рейхе» (http://myrt.ru/history). — Все было учтено и подсчитано: для каждой проститутки были установлены «нормы выработки», причем брались они не с потолка, а научно обосновывались.

• /…/ Кстати, непосредственно за войсками двигались лишь солдатские и сержантские публичные дома. Они размешались в деревушке или городке неподалеку от части, куда солдат и получал увольнительную. Тем же офицерам, которым нельзя было далеко отлучаться, проституток доставляли.

• на дом. В солдатских публичных домах по штату полагалось иметь проституток в соотношении: одна на 100 солдат. Для сержантов эта цифра было снижена до 75.

• А вот в офицерских одна проститутка обслуживала 50 офицеров. /. / После поступления на эту работу девушки получали статус «деятеля культуры», который предполагал наличие особых документов и специального порядкового номера. С этого момента их жизнь была строго регламентирована. Они постоянно жили в борделе.

• Визиты к врачу или парикмахеру они могли совершать лишь в сопровождении специально выделенного для этого офицера или солдата. Даже этот путь перемещения по городу был строго определен оккупантами — ни шага в сторону.

• В случае если у «искусствоведа» из публичного дома обнаруживалась беременность, то девушка была обязана отработать еще три месяца» (http://myrt.ru/history). Когда какой-нибудь немецкий линкор пришвартовывался в каком-либо порту, занятом немцами, то в борделях немецких оккупантов начиналась напряженная работа. Женщины «просто оставались лежащими в номерах», обрабатывая в сутки до пяти дюжин матросов».

В концентрационных лагерях были свои дома терпимости. В условиях массового голода, изнурительной работы и высокой смертности кто-то из женщин шел туда добровольно, кого-то отправляли на эту «работу» насильно.

Что касается оккупированных зон Советского Союза, то здесь увеселительные заведения пришлось создавать по-новому . В СССР (читайте «Время строить и время разрушать») их не было. На передовой, на подступах к Ленинграду, шли кровопролитные бои, а в тихом тылу немцы обживались и пытались создать комфортные условия для отдыха и досуга.

• «Немецкий солдат должен вовремя покушать, помыться и снять половое напряжение», — так рассуждали многие командиры вермахта. Для решения последней проблемы были созданы публичные дома в крупных оккупированных городах и комнаты свиданий при немецких столовых и ресторанчиках, а также разрешена свободная проституция. (Зоммер Роберт «Бордель в концентрационном лагере» // Табу Второй Мировой войны).

В публичных домах расовое происхождение женщин уже не имело значение. Важна была их привлекательность. Женщин туда приводил лютый голод. Немцы, оккупировавшие советские города и села, начисто грабили все, что было у людей. Женщины в публичных домах трудились, буквально, за буханку хлеба, часто, чтобы накормить своих детей. В некоторых столовых и ресторанах, где обедали немецкие солдаты, были так называемые комнаты свиданий. Официантки, посудомойки, помимо основной работы на кухне и в зале, должны были дополнительно оказывать сексуальные услуги и тоже за хлеб.

Не всегда дело было лишь в еде. Некоторых женщин немцы просто вынуждали к сожительству, запугивая их возможностью расстрела их детей и родственников. Кроме борделей на оккупированной территории появилась уличная проституция. Для некоторых женщин она стала единственным способом избежать голода, прокормить своих маленьких детей или больных родителей. После войны средний показатель заболеваемости сифилисом в СССР (читайте «Советский Союз глазами очевидцев: про ликвидацию неграмотности») составил 174,6 человек на 100 тысяч населения. Чтобы вернуть его к довоенному уровню (3,5 случая на 100 тысяч человек), советской медицине понадобилось 10 лет (https://dandorfman.livejournal.com/584236.html).

Отметим, что литовцы, эстонцы и латвийцы порой превосходили немцев в своей жестокости.

Смотрите видео известного историка Егора Яковлева о начальных этапах немецкого геноцида:

Весело и страшно: чем занимаются работающие в морге медики, когда им хочется позабавиться.

«Ожившие» покойники, мухи-мутанты и вскрытие под водку: байки из морга от судмедэксперта

В издательстве АСТ Nonfiction вышло продолжение бестселлера судебного медика Алексея Решетуна, посвященное его непростой работе (по первой книге мы сделали хитовый тест «Какой вы судмедэксперт?», рекомендуем пройти). Новая книга называется «Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии», в ней меньше сухой теории и больше человеческих историй — грустных, смешных и страшных. Публикуем фрагмент, в котором автор вспоминает первые месяцы работы в морге.

«С каждым днем я все больше времени проводил в секционном зале и через несколько месяцев уже вполне самостоятельно исследовал трупы — конечно, под присмотром наставника. Этот колоритный и очень грамотный человек умел просто объяснить сложные вещи, но, к сожалению, имел один недостаток: иногда по несколько дней не расставался с зеленым змием, за что в итоге и пострадал — был снят с должности и стал простым экспертом. К этому времени я, что называется, пошел по рукам, работая с разными докторами, большинство из которых оказались замечательными людьми. Правда, пристрастие к алкоголю и их не миновало: некоторые алкоголики с многолетним стажем находились в глубокой «завязке», другие и вовсе не «завязывали».

Один из моих наставников часто по утрам перед вскрытием открывал холодильник, доставал бутылку водки, выпивал половину и шел работать, а после вскрытия почти залпом приканчивал оставшуюся половину.

Сейчас подобное среди сотрудников морга практически не встречается — за появление на работе в пьяном виде сразу увольняют.

Вообще, люди в морге подобрались колоритные, интересные, юморные. В Бюро имелся фотограф, которого звали в секционный зал тогда, когда требовалось снять повреждения на трупе или какие-то особенности. Снимал он хорошо, но был очень брезглив, даже дверь в секционный зал открывал, используя салфетку. Работал он исключительно в перчатках, а когда труп переворачивали, уходил в другой конец секционной, боясь забрызгаться. Эксперты посмеивались над его брезгливостью и однажды пошутили — намазали ручку его кабинета жировоском.

Жировоск — это крайне неприятная субстанция, в которую иногда превращаются ткани трупа в условиях повышенной влажности и малого количества кислорода. Его отличительные черты — пластилинообразная консистенция и очень противный и стойкий запах, который проникает даже через две пары перчаток и сразу не отмывается.

Когда фотограф схватился голой рукой за ручку двери и вляпался, запах намертво въелся в его кожу. Бедный человек! Он был сильно расстроен и выражал свое огорчение громкими матерными фразами, в которых даже предлоги казались нецензурными».

«Жестокие шутки», — заметил я.

«Ну, что делать? Что было, то было. Да и жестоким это кажется со стороны, а когда находишься в этой среде, воспринимаешь просто как розыгрыш. Фотограф, кстати, шутку понял и уже не так откровенно воротил нос от секционной. Другое дело — шутки, которые могут навредить работе и истине. Я вспоминаю случай, который произошел много позже и в другом коллективе.

Утром в секционном зале на соседних столах оказались два покойника: старичок лет восьмидесяти и молодой мужчина со сквозным ранением в голову. Эксперт, который должен был исследовать огнестрел, спустился в секционную чуть позже остальных, а врач, вскрывавший старичка, наоборот, начал вскрытие одним из первых и к приходу «соседа» уже закончил и переодевался. Доктор тщательно описывал огнестрельные раны и был удивлен, заметив во входном отверстии какой-то округлый предмет.

Предмет этот, аккуратно извлеченный, оказался похожим на камень: размером с крупную вишню, черного цвета, с шероховатой поверхностью и каменистой плотностью. Как он попал в рану и какое отношение имел к смерти потерпевшего, было абсолютно непонятно. В остальном ранение, явно прижизненное, никаких вопросов не вызывало — входное и выходное отверстия выглядели классически.

Около получаса все ломали голову над странным предметом, пока тот эксперт, который исследовал труп старичка, не признался: камень он нашел в его желчном пузыре и, решив пошутить, засунул его в огнестрельную рану.

До начальства эту ситуацию доводить не стали, но локальный скандал был громкий.

И дело даже не в том, что эта «шутка» больше походила на подставу. Просто в случае огнестрельного ранения входная и выходная раны обязательно изымаются для проведения криминалистического исследования, в ходе которого обнаруживаются микрочастицы, находящиеся на стенках и в глубине. Наличие частиц желчного камня почти наверняка вызвало бы вопросы с последующим крупным разбирательством. Эксперта наказали. Но справедливости ради нужно сказать, что подобные «розыгрыши» встречаются крайне редко.

За время интернатуры я, помимо врачебной работы, выполнял и лаборантскую, и санитарскую. Пилил черепа, зашивал тела, печатал акты, оформлял анализы — это дало мне возможность правильно представить себе весь цикл вскрытия от начала до конца.

С размещением трупов сохранялись все те же проблемы. То, что я видел в морге на цикле судебной медицины, происходило и во время моей интернатуры. Особенно некрасиво было по понедельникам: после выходных скапливалось очень много тел, которые требовалось где-то складывать, а холодильных камер не хватало. Помню, меня попросили найти какой-то давно исследованный труп, и я пошел в одну из таких камер. Она представляла собой обычную комнату со стенами, обшитыми пенопластом для термоизоляции; по периметру располагались трубы, наверное, с фреоном. Фактически это был большой холодильник, температура в котором не поднималась выше +2 оС.

Включив тусклый свет, я увидел, что вся камера заполнена вскрытыми трупами — они лежали друг на друге «валетом» или просто как попало. Ноздри заполнил густой запах гниющей плоти, а надо заметить, что при такой низкой температуре она пахнет специфически и очень неприятно.

Но меня удивило не это. В камере были мухи, но они не летали. Они ползали, скорее даже шагали. Видимо, в холоде летать они не могли и потому медленно и вальяжно передвигались по трупам. Приглядевшись, я понял, что их маленькие крылья практически не видны — наверное, это было уже не первое поколение мух, живущих в камере, и крылья у них атрофировались за ненадобностью.

Помимо непосредственно техники вскрытия я отрабатывал и диктовку. Во время вскрытия врач диктует описание наружного и внутреннего исследования лаборанту, который печатает текст на машинке. Диктовать нужно уметь: мало того, что говорить следует громко и четко, оформленными фразами, так еще необходимо контролировать скорость и печати, и диктовки. Со стороны кажется, что ничего сложного в этом нет, но на практике — это одно из затруднений, с которыми сталкивается молодой эксперт. Прежде чем произнести фразу, ее надо сформулировать в голове, причем грамотно, чтобы потом не исправлять. Еще одна хитрость заключается в том, что рот должен немного отставать от рук и глаз, чтобы не было пауз.

Работать нужно так: руки режут, глаза смотрят, а рот говорит о том, что делалось минуту назад, а не в настоящий момент. Эксперты без опыта не сразу справляются с такой формой диктовки и обычно, посмотрев что-то на трупе, идут к лаборанту, говорят пару слов и возвращаются к покойнику, потом — опять к лаборанту, и так бегают в течение всего исследования.

Огромное количество времени тратится зря. Научиться же просто стоять на месте, смотреть на труп и диктовать текст, включая знаки препинания, — дело небыстрое. Сейчас, с приходом в нашу жизнь компьютеров, вносить правку можно сколько угодно, а тогда лаборант печатала на бумаге, и если эксперт допускал ошибки, ей порой приходилось перепечатывать целые листы. Выводы эксперт обычно писал в кабинете от руки, и потом лаборант набивала их на машинке».

«Знаете, — снова перебил я, — ходят упорные слухи об огромных зарплатах, которые получают работники морга. Это правда?»

«И да, и нет, — чуть подумав, ответил эксперт. — Когда я в конце девяностых пришел в интернатуру, ритуальный рынок не был отрегулирован и представлял собой хаотичную полубандитскую тусовку.

Ну на чем можно заработать в морге? Продажа органов, трупов и тому подобное — это все бред сивой кобылы. Вскрытия всегда делаются бесплатно, это непосредственная обязанность эксперта, за которую он получает зарплату. А вот ритуалка — золотое дно, вечный бизнес.

Так что «левые» деньги, безусловно, водились, только вот назвать их чисто «левыми» нельзя — просто так никому конверты не выдавались (об администрации не знаю), все отрабатывалось. Например, судебно-медицинские эксперты, специалисты с высшим образованием, раз или два в неделю выполняли санитарские обязанности, работая «на выдаче», то есть готовили трупы для захоронения: мыли их, одевали, гримировали. И именно за эти, немедицинские, услуги они и получали дополнительные вознаграждения. Другое дело — санитары. Думаю, что среди них вовсю ходили именно «левые» деньги, по крайней мере, санитары в то время были гораздо богаче экспертов.

Но меня, интерна, тогда это все не касалось. Не имея зимних ботинок, я ходил в осенних, и мой наставник однажды сказал: «Ничего, начнешь работать — купишь себе “Саламандеры”». Я тогда только изучал специальность и был ею полностью поглощен — до такой степени, что уже через несколько месяцев обучения понял: я хочу работать по-взрослому, в интернатуре мне скучно. Я увидел почти все, что входит в сферу судебной медицины, самостоятельно исследовал трупы, научился проводить освидетельствование живых и обращаться с медицинскими документами. Ездил я и на места происшествий в составе следственно-оперативной группы.

Помню, как однажды утром, зимой, мы выехали на труп. На трубах теплотрассы, на спине лежало тело мужчины с перерезанной от уха до уха шеей. Убийство, судя по всему, произошло совсем недавно, потому что труп еще не остыл, от зиявшей и заметной издалека раны поднимался парок.

Трубы и снег под телом были обильно залиты кровью. Зрелище очень неприятное. Меня тогда поразило то, что школьники, идущие в школу, останавливались и рассматривали труп, обсуждая детали увиденного.

Они нисколько не боялись, наоборот, проявляли активный интерес и, думаю, спокойно подошли бы к телу вплотную, если бы не сотрудники милиции. Я сразу же вспомнил себя… Помните, я рассказывал о своем соседе, который повесился, и о том, как страшно нам было? А этим детям не страшно. Это дети другого поколения; наверное, они с раннего возраста смотрели боевики и фильмы ужасов, забавлялись с реалистичными «стрелялками» и прочими играми, в которых можно виртуально убивать, и потому воспринимали смерть как элемент какой-то очередной игры, не определяя ее как отвратительную, противоестественную трагедию».

«По-вашему, это плохо? — спросил я. — То, что дети не паникуют при виде покойника?»

«Я не говорю о том, что нужно обязательно паниковать, не в этом дело. Просто к смерти следует относиться с почтением, не обязательно со страхом. Мне показалось, что у этих детей, которые посмеивались, рассматривая перерезанное горло не на экране телевизора или монитора, а прямо перед собой, нет понимания ценности человеческой жизни. Я не видел в них жалости к погибшему — вот что самое страшное».

«А на выездах случаются какие-то комические ситуации?» — я сменил тему, видя, что разговор приобретает философский характер.

«Бывают так называемые «ожившие» покойники. Например, поступает вызов на труп, группа едет, иногда долго, по пробкам, или, если речь идет о сельской местности, в другой населенный пункт, приезжает, а «труп», оказывается, просто был сильно пьян, но к моменту приезда группы протрезвел, обматерил приехавших и ушел.

Когда я уже проработал несколько лет, произошла такая история. Прибыли мы на один водоем — поступила информация, что обнаружен утопленник. Смотрим — и правда, лежит мужчина, в трусах, синий весь, рядом водолазы копошатся в своем оборудовании. Ну, думаю, достали уже. Вышли мы со следователем из машины, он стал описывать местность, я подошел к покойнику и начал его осматривать.

Попытался повернуть его на бок и стянуть трусы для того, чтобы измерить ректальную температуру. А «покойник» открыл глаза, посмотрел на меня мутными глазами, дыхнул перегаром и сказал: «Пошел на х…». Мы со следаком чуть кирпичей не наложили. Оказалось, что купалась пара — мужчина и женщина, как водится, пьяные. И оба начали тонуть. Приехавшие спасатели успели поднять и откачать мужчину, а женщина утонула, и водолазы как раз одевались для того, чтобы за ней нырять».